Утро я провел в Мариинском дворце, в своем депутатском кабинете зампреда комиссии по правам человека Ленсовета. После разбора вороха писем и написания ответного вороха запросов, выпил кофе и поехал домой. Водитель исполкомовской «Волги» по дороге вдруг достал из бардачка пластиковый пакет: «Николаич, хочешь продам, я слышал ты такие вещи уважаешь! А по мне так сивуха!» В пакете лежала бутылка односолодового виски трицатилетней выдержки. В подарочной упаковке и с сургучной печатью на пробке. В коробке еще был широкий стакан с толстым дном. Цену водитель назвал смешную. Оказывается, ему подогнал эту бутылку начальник автоколонны, типа предложи своему шефу, мы такое не пьем. Ему привез брат жены из Америки. Я с радостью согласился. Дома сломал печать, налил в подарочный стакан и выпил. До сих пор помню концентрические оранжевые пятна на стенах крохотной кухни, которые превращались в хоботы и щупальца, обвивали и душили, подбрасывая в небо, выплясывали под барабанный бой злобный танец, потолок выдувался пузырем и лопался, осыпая меня мельчайшими букашками, которые тут же начинали расти и становились гигантскими мохнатыми пауками. Было страшно. Какая-то часть сознания звонила в звонок: это беда! Спасайся! Звонил телефон. Потом звонили и стучали в дверь. Приехал наряд милиции. Откройте! У нас сигнал, что в квартире дебош! Я промычал через дверь, что не открою. Через замочную скважину с лестницы воняло жженой ватой. Менты ломились в дверь, а в гостиной послышался звон разбитого стекла: подъехавшая к дому пожарная машина выставила штурмовую лестницу до шестого этажа и здоровенный пожарный при полной амуниции легким толчком сбил меня с ног. И открыл дверь. В квартиру ввалилась толпа офицеров милиции.
– Ваши документы! – заорал пожилой полковник в огромной фуражке с задранной, как у эсэсовца, тульей. Дрожащими руками я вынул депутатское удостоверение из кармана пиджака на вешалке. Полковник открыл красную книжечку и стал МЕДЛЕННО читать вслух, как будто не понимал русских букв. В это время толпа ментов за его спиной расступилась и мне в лицо ударил свет фары. Высокий телеоператор держал камеру, тщедушный корреспондент – шахтерский фонарик. Я заорал: «Прекратите съемку, это провокация!» Полковник переглянулся с корреспондентом, тот кивнул и начальник районного УВД протянул мне удостоверение обратно.
– Сожалеем, что побеспокоили, товарищ депутат! Будьте впредь осторожнее с огнем. И не пейте всякую гадость!
На его лице было написано блаженство от сознания выполненного долга. Как будто он не просто обеспечил съемочной группе вход в депутатскую квартиру, защищенную в ту пору полной неприкосновенностью, а добыл в ставке Гитлера секретные ключи к шифрам и обеспечил победу Красной Армии. Через минуту на лестнице уже никого не было. Пожарный ЗИЛ свернул свою штурмовку и буксовал на газоне под окном. Ментовские УАЗики вереницей выруливали из двора, а около мусоропровода валялся подгорелый обгаженный матрас, притащенный с помойки. Через час, в девять тридцать, после программы «Время» вся страна смотрела, как Александр Невзоров, глумливо улыбаясь, показывал очередной сюжет про Ленсовет. Депутат Запольский нажрался в зюзю, поджег квартиру и размахивал удостоверением перед героическими пожарными, которые примчались спасать соседей. Пожарные потушили огонь и вызвали доблестных сотрудников милиции. Те хотели доставить депутата-дебошира в вытрезвитель, но не смогли – негодяи из Ленсовета пользуются своей неприкосновенностью, чтобы пить, буянить и поджигать квартиры, город-герой Ленинград, где похоронены жертвы блокады и скоро подожгут всю Россию.
Через минуту мне стали звонить друзья. Через полчаса коллеги. Через час какие-то совершенно чужие люди. И все выражали соболезнования. Кто-то плакал, кто-то выдавливал ободряющие фразы. Я был покойник. «На тридцать третьем году жизни скоропалительно скончался известный ленинградской журналист, редактор газеты «Перекресток», экс-спецкор газеты «Смена», председатель комиссии по расследованию незаконной приватизации Балтийского морского пароходства, правозащитник и депутат Дмитрий Запольский». Как-то так. Утром в Ленсовете коллеги прятали глаза, мой друг и наставник Юл Рыбаков стыдливо сказал, что есть мнение забрать у меня кабинет и что мне не следует больше вести заседания комиссии в его отсутствие и пользоваться служебной машиной. А главный редактор городской газеты снял из очередного номера мою статью. Я тогда понял, что такое гражданская казнь. Примерно так чувствовали себя люди в 36-м, когда их исключали из партии, но когда за этой процедурой ещё не обязательно следовал немедленный арест и лагеря. (Я еще несколько раз в жизни переживал такое, но уже достаточно спокойно. Страшно только в самый первый. Потом как-то привыкаешь.)
Мне тогда открылось удивительное знание. Я понял, что в российской элите во все времена ключевые посты занимали мерзейшие личности. Причем неважны никакие политические установки, должности и звания. Падающего – толкни. Поднимающемуся улыбнись и помоги. Вот и вся логика. Я осознал, что моя карьера амбициозного журналиста-газетчика и политика завершена. И я понял, что телевидение в России гораздо больше, чем обычное СМИ. Это религия. Массовое помешательство нации, толком не сумевшей научиться читать, точнее понимать читаемое. И что страна не мыслит сама, воспринимая на веру все, что скажет из ящика симпатичный человек, сумевший точно найти свой образ. И я понял: если я хочу что-то сделать в мире медиа, нужно заниматься телевидением, которое я тогда презирал: в «ящик» работать шли преимущественно журналисты, лишенные литературного таланта. И последнее – никакие репутации в России ничего не значат, особенно в профессиональных элитах, особенно в журналистике и политике. И на благородство «коллег» по цеху стоит рассчитывать только в одном случае – если ты внезапно перенес менингит и стал идиотом. В этом случае ты просто ничего не будешь понимать и тебе на все будет насрать.
Я был знаком с Невзоровым много лет. Мы вместе, в один день, оказались в качестве соведущих в прямом эфире программы «Открытая дверь». Но я тогда был совершенно равнодушен к телевидению, мне больше нравилось писать. А Саша всеми силами внедрялся в телеэфир. Его заметил Володя Максимов, удивительно талантливый режиссер, придумавший перелопатить американскую шоу-программу «60 минут», где в студии висели часы с обратным отсчётом на русский лад. И он приметил сутулого жеманного еврейского мальчика, подвизавшегося нештатником в отделе писем Лентелерадиокомитета. В связи с отсутствием образования его по советским порядкам не могли взять в штат. Максимов сделал пилотный выпуск, всем понравилось. И программа 600 секунд начала выходить пять раз в неделю. Поначалу это было удивительно качественная работа. Брейкинг-ньюс, никаких запретных тем, короткие сюжеты. Все, как это принято на Западе. Но чуть-чуть с оттенком цыганщины, этакой русской разлюлималины. Без профессиональной этики, достонства, чести и честности.
Потом, через много лет я узнал все подробности той операции. Вискарь был настоящий, синтетический ЛСД был капнут на дно стакана. Бутылку завгару передавал лично Шутов, в ту пору помощник Собчака и продюсер невзоровской команды. Собчак тогда попросил Юрия Титовича «разобраться с депутатами». И программа «600 секунд» начала ежедневную работу по дискредитации Ленсовета.
Невзоров тогда работал на Собчака. Получал ли он за это деньги? Скорее нет. Зарплата была довольно приятной – 600-800 рублей с учетом гонораров. Глебыч получал возможности создавать все больше и больше скандальных сюжетов, пользуясь криминальными талантами своего продюсера Юрия Титовича Шутова. В ту пору Собчак оказался у руля города чисто формально. Никакой реальной власти у него не было. Точнее даже не самой власти, а механизма, системы воздействия. Не было и информации. Партийно-комсомольское сообщество судорожно рыло себе новые норы, договариваясь с директорами заводов, институтов и предприятий о взаимовыгодном сотрудничестве по оприходованию имевшихся ресурсов и превращению их в частную собственность. На Ленсовет, Собчака и исполком всем было глубоко насрать. Гэбуха, прокуратура, менты, судьи и гаевые выли от неопределенности и кадровых перетрясок. И вообще никак и никем не координировались. А воры и бандиты делили потоки нала. Иногда делились с ментами. Иногда попадались в случае заказа конкурентов или съехавшей от безумного бабла крыши. И тогда было принято судьбоносное решение – у Собчака должны быть помощники. Три направления, три фронта, три генерала. Один – по делам партхозноменклатуры, чтобы был вхож в райкомы и обком. И мог через свои связи решить все, что нужно первому лицу города. Второй – бандит, авторитет, но с «человеческим лицом», чтобы мог разруливать теневые дела. И влиять на врагов. Чтобы не особо зарывались типа. И контролировать совсем отвязавшуюся прессу, особенно телевидение. И третий – для контактов с конторой, ментами, судьями и прочим силовым аппаратом. Ну и чтобы обеспечивал Собчака информацией, присматривался к аппарату, нет ли каких зловредов.
На роль связного с гэбухой Собчак выбрал своего знакомого сотрудника университета, бывшего студента, которого порекомендовал куратор университета от КГБ. Ну вы его знаете. Полпредом партии и комсомола при председателе Ленсовета стал некий Валера Павлов, личность странная и мутная. Сейчас дюже православный товарищ, возглавляет оргкомитет пасхального фестиваля и считается близким другом принца Майкла Кентского. Впрочем, многие его считают кадровым офицером действующего резерва. Не проверял. Милого болтливого Валеру Собчак вскоре уволил за ненадобностью. А вот Юрий Титович Шутов сумел не просто выставить себя решальщиком всех проблем, он умудрился втянуть Анатолия Александровича в такие блудняки, что всем вокруг стало просто страшно. Путин достаточно быстро принес шефу досье на коллегу-помощника. Бедолага Собчак мне сам рассказывал об этом за бокалом коньяка в 1995-м году. Мэр был потрясен компроматом. Его помощник Шутов был не просто «засиженным» бывшим функционером Смольного, он оказался маньяком-пироманом. Пожары сопровождали каждый шаг его жизни – в восьмидесятых он сжег кабинет в статистическом управлении, потом дачу товарища, перешедшего дорогу, потом машину конкурента-соперника, домик на базе отдыха, в котором хранилась документация. Но самый главный пожар был 23 февраля 1991 года, когда вспыхнул телевизор в номере 774 гостиницы «Ленинград». И в огне погибли 16 человек, включая девятерых бойцов пожарной охраны. Один из погибших – спецкор журнала «Огонек» Марк Григорьев. Написавший годом раньше статью «Пожар в штабе революции», которая была посвящена именно Шутову. Григорьев вывел его героем, антикоррупционером и борцом с «партхозноменклатурой». Но переусердствовал и обвинил следовательницу прокуратуры, которая вела дело Шутова о поджоге в Смольном в подлоге. Тетя Валя Корнилова, простая тетка в пальтишке и скромном платке, похожая на кондукторшу в трамвае, возмутилась и подала на «Огонек» в суд. Ну а в суде предоставила уголовное дело Шутова, пригласила свидетелей, записала показания. И не только по своему бывшему подследственному, но и по его подопечному Невзорову. Григорьев офигел. Шутов оказался не героем. А кровавым маньяком, главарем банды головорезов. Из материалов дела выяснилось, что матушка Юрия Титовича была сотрудницей СМЕРШа. Ну и много всякого такого. Марк поехал в Петербург на встречу с Корниловой, решив написать опровержение. Каким образом он попал именно в гостиницу «Ленинград» сегодня никто так и не понял. Скорее всего позвонил директору отеля, с которым его ранее знакомил Шутов. Но именно в этом отеле располагался «офис» шутовской банды и гостиница считалась «под Титычем». И в одном из номеров стоял телевизор с «закладкой», который при определенном падении напряжения в сети (точка-тире-точка-тире) самовозгорался. Внутри были емкости со спиртом, сгорающим, как известно без следа. Номерок этот был предназначен в свое время для Бориса Ельцина, который наведывался в город еще до избрания президентом России и останавливался в этом отеле. Шутов тогда предлагал разным людям «легкий и простой способ» устранения Ельцина, но заказчиков не нашел. И вот тут такая возможность!
Итак, Григорьев погибает в соседнем номере. Незадолго до вспыхнувшего телевизора. Следствие не находит криминала. Типа череп у него лопнул сам от температуры пламени, а вовсе не обязательно был проломлен одним из самых кровавых убийц в банде Шутова – Гимрановым. Но на свою беду Гимранов рассказал об этом агенту. И потом на следствии признался в убийстве. Хотя мы ведь не о Шутове, мы о его товарище говорим. В момент пожара товарищ выступал на митинге против развала СССР. Предварительно анонсировав его в прямом эфире своей передачи. Знал ли Глебыч о том, что «Ленинград» подожгли по приказу Шутова? Я не уверен в этом на 100 процентов. Но что он понимал с кем имеет дело – несомненно. Есть версия, что буквально через неделю Шутов и он были вместе с Рижcким ОМОНом в Мяденинкае. И это произвело на нашего героя неизгладимое впечатление. Но я это не утверждаю, это догадки. Шутов однажды сказал мне: «этот петушок трясется не за жизнь, а за свободу. Потому что знает, стоит мне раскрыть рот и ему пипец». К тому времени он разосрался с Невзоровым вдрызг. Шутов много говорил всякой хрени, верить ему мог только умалишенный.
В 1994 году программы «600» секунд уже не сущестовало. Я создал проект «Вавилон» на Региональном ТВ не по образу и подобию. Я хотел сделать все наоборот. Во-первых, меня тошнило от попов, заполнявших невзоровские эфиры, во-вторых, я чуть получше разбирался в культуре. И в третьих, в отличие от Невзорова никогда не страдал патриотизмом головного мозга с его угарно-антисемитским синдромом. И уж совсем не поклонялся ВЧК-НКВД-КГБ и прочей ментовской братии. Классическая схема «попик-трупик-филармония» мне не нравилась. Но как можно делать ежедневную программу с расчетом на максимальный рейтинг и не показывать ежедневые убийства? Так что приходилось... В 1995-м ко мне на работу попросился тот самый плюгавый корреспондент из «секунд», который снимал «компромат» на меня. Я взял. Мне нужны были небрезгливые сотрудники. В 1995 у метро «Черная речка» возле остановки увидел мужика, жадно пьющего пиво из горлышка. В обрюзгшем лохматом толстяке угадывались знакомые черты. Это был Вадик Медведев, напарник Невзорова по «секундам». Я взял его вторым ведущим своей передачи. Он быстро пришел в себя, завязал и принял отличную форму. (В свое время, когда Бэлла Куркова в очередной раз воевала с Глебычем, она решила сделать финт ушами и просто уволить основного ведущего, а программу оставить на Медведева. Тот с радостью согласился и вышел в эфир как ни в чем не бывало. Вечером ему позвонил Невзоров и поинтересовался: в каком виде тебе прислать твою крайнюю плоть, Вадик? Жареную в соусе тар-тар или под уксусным маринадом? Помня, как один из основателей «секунд» Александр Борисоглебский, скрысив от Глебыча какой-то левый доход, был «опущен» бандитами, воткнувшими ему в задницу финку, Вадим Вадимович с расстройства запил. И пришел на следующий день в студию бухой. Куркова в ярости закрыла программу насовсем. Потом, в 1997 году, когда Митя Рождественский будет закрывать мой проект «Вавилон» на «Русском видео», он проделает тот же номер – предложит Вадику и Алексею Загороднюку вести программу вместо меня. И таким же результатом.)
Была ли программа «600 секунд» на содержании у бандитов после того, как Невзоров отказался от сотрудничества с Шутовым (а это случилось после того, как Шутов заказал убийство Невзорова)? Ну как сказать «на содержании»? Вот чтобы прямо так, типа кто-то целенаправленно платил, то нет. Деньги валялись повсюду. И всегда можно было получить десятку-другую за сюжет против конкурентов или в поддержку себя любимого. Не рублей, естественно. А тысяч долларов. Но иногда день, а то и неделя оказывались неудачными. И тогда Глебыч звонил Цепову: «Ромушка, у нас тут народ голодает! Вот просто вся команда второй день пьет брандахлыст из позавчерашней заварки. Помогая людям, ты делаешь доброе дело!» Рома посылал своего охранника на Чапыгина с конвертом. В котором лежали три сотеные бумажки с портретом лысо-кудрявого Франклина. Иногда возле железной двери 420-й комнаты на четвертом этаже телецентра посланец Цепова встречал коллегу из конкурирующей охранной фирмы «Кречет», принадлежащей Коляку с таким же конвертом. К Кумарину, Косте-Могиле, Кирпичу и прочим более авторитетным бандитским лидерам Невзоров ездил сам. А то как-то несолидно, там обычно были не три бумажки, а десять. Причем без конверта, по-простому. Ну иногда сто, двести или больше. Ставки постепенно росли.
– Пылесос, – ругались в ту пору владельцы компьютерных магазинов. Наш герой любил проделывать такую штуковину: заезжал, допустим, в какой-нибудь пафосный отдел оргтехники и просил посмотреть самый лучший принтер, ноутбук или монитор. И спрашивал: можно взять попробовать на студию, мол денег с собой нет, если понравится, то завтра пришлю полную стоимость, скидок никаких не надо, что вы! А если не понравится, пришлю товар обратно. Отказать никто не мог. На следующий день приезжала «крыша» и говорила коммерсанту: ты сделал подарок хорошему человеку. НАШЕМУ, понял?! Директор понимал. Куда уж яснее. Иногда наш герой приезжал в понравившийся магазин во второй раз. И вот тогда хозяева просто сматывались через черный ход.
Выплаты были не только от братвы, но и от конкурирующих структур. На участке в Лисьем Носу, где в неприметной избушке располагался какой-то центр связи, числившийся за ГРУ, возник высокий забор и вполне приличный домик. Городские власти подогнали квартиру неподалеку от Смольного в старинном особняке. Рома помог с автопарком и заказал в Швеции эксклюзивную «Вольво-850», отделанную потрясающе красивой голубой кожей. Гаевые повесили номера-непроверяйки серии ААА и вписали прямо в техпаспорт мигалку и СГУ. Потом в 95-м, Глебыч решил эту машину продать, когда покупал новый мерс. Через общего друга-спонсора машина перекочевала ко мне. Я отмыл следы иконостаса и с удовольствием стал на ней ездить, не меняя номера. Невзорову очень нравилось, что я пользуюсь таким секонд-хендом: машиной, которая была собрана специально для него, возможностями Цепова, который его охранял в свое время и даже трудом членов его бывшей команды. Это возвышало его в собственных глазах и убеждало, что мой «Вавилон» – это как жениться на брошенной жене. Мне было наплевать. Я знал, что мой проект намного круче: он был журналистским, а не политическим и не зависел от всяких ребят типа Шутова.
Его в узком кругу назвали Нага. Кличка из инициалов. Но с отсылкой к знаменитому рассказу Киплинга. Ядовитое пресмыкающееся. Злобная и жестокая змея. Кликуха ему не нравилась. Он в детстве много читал книжек и понимал контекст. Человек, лишенный эмпатии, истероидный психопат, суицидник и шизофреник. Я видел его медицинское досье, в 1975 году Нага не просто «косил от армии» в психиатрическом стационаре. Его госпитализировали после многократных попыток самоубийства и тяжелой депрессии на фоне наркотической зависимости. Но при этом достаточно интеллектуальный, начитанный и развитый.
Как это не парадоксально, я простил Невзорова за тот сюжет. Как это получилось? Было ли это благородством или раздолбайством? Вот честно скажу – не задумывался. Сам себе удивляюсь. Мы пересекались с Нагой в разных ситуациях, я брал у него интервью, звал к себе в прямой эфир и даже в какой-то момент стал бывать в его конюшне (хотя у меня тогда было два своих жеребца в Репино). Наездник из меня никакой, но все-таки в седле держусь. Меня поразило, с каким внезапным уважением ко мне отнесся тогда Глебыч. Он и вправду слегка повернут на этом деле и воспринимает людей через какие-то их отношения с животными. Он социопат, да. Однажды мы с ним оказались на даче у моих друзей в Зеленогорске. Пожилая матушка моего друга, поклонница Невзорова всплеснула руками: Александр! Как я любила ваши программы! Невзоров сначала пожал лапу собаке, потом поздоровался с хозяйкой. Я потом понял, почему у меня пропала обида и неприязнь к нему. Он мне просто стал интересен, как психологический объект. Чем больше я узнавал деталей, тем ярче понимал – мстить глупо. Если тебе выпала такая удивительная возможность – изучай! И я почувствовал себя счастливым человеком! Наверное, так ощущает свою удачу зоолог, открывший в соседнем лесу новый биологический вид. Мутанта, выросшего на гнилых болотах, превращенных в город мертвых дворцов и скверной погоды.
Одно время в его программе работал Сергей Гуляев, нынешний непримиримый оппозиционер, тогда близкий друг Чеслава Млынника, командира Рижского ОМОНа. И Нага вскоре умудрился рассориться и с ним. Когда Гуляев собирал на студии вещи, чтобы погрузить в свой опель, Руслан Коляк, примчавшийся по звонку Наги, насыпал в топливный бак гуляевской машины полкило сахарного песка. Щедрая душа, мог бы еще и в моторное масло пару сырых яиц кокнуть.
Потом был новый клинч. Начались выборы мэра. Глебыч, тогда уже очень близкий к Березовскому и Кумарину, должен был делом доказать, что может скомпрометировать Собчака убойным компроматом. Смольный напрягся. Путин обратился ко мне за помощью. И в течение достаточно короткого времени я выдал полный анализ возможной атаки. Ну мне несложно. Квартира в доме на Мойке, страдающая от ремонта соседка-блокадница, Ксюша в ночном клубе с перепачканным в белом веществе растительного происхождения носом, родственники мэра, живущие в нищите в Чимкенте, страдающие от узбекского национализма и всякое такое. ВВП схватился за голову. Срочно нужно предотвратить, срочно! Но как? Едь к Цепову, пусть тот говорит с ним, чтобы не ввязывался, бери Иванова в охапку (будущий глава госнаркоконтроля, тогда начальник отдела административных органов Смольного), поезжайте к начальнику ГУВД, поднимайте все данные по соседям в доме шефа, вдруг и вправду есть какая-нибудь бабуля, которой мешал ремонт. (Сразу нашли двух. И у обеих накануне побывал Глебыч). В общем, мне тогда стало понятно, что компромат Невзоров на Собчака наклепал первостатейный. И ничего тут уже не поделаешь, надо смириться и пропустить ход, усилив полевую компанию. Но через пару дней Нарусова мне сказала в собчаковском штабе: все, отбой. Неужели Цепов смог повлиять? Нет, Рома как проститутка себя повел. Тогда КАК? И Нарусова сказала: Я с ним вчера встречалась в отеле «Европа». И предложила обмен – он не показывает кассету с ребенком (то есть с дочкой) а мы не показываем то, что у нас есть. А что у нас есть? Секс. Помнишь, у него в «секундах» работал оператор такой странный – на гориллу похож. С длинными руками и лоб, как у обезьяны? Так вот, у нас есть съемка. На квартире. О, Господи! Все, тема закрыта. Невзоров нам не опасен.
Я не видел эту пленку. Я вообще не люблю гей-порно. И знаю массу баб, которые жили с Глебычем. От актрисы Александры Яковлевой-Аасмяэ, муж которой пытался несколько раз открутить Невзорову голову (и Глебыч прятался от него, даже просил у меня командировочное удостоверение, чтобы улететь в какую-то погранзону, чуть ли не во Владик или Артем) и до Лиды, его нынешней жены. Я знаю много историй про студенток журфака, которых клеил Глебыч прямо из машины, катаясь по первой линии Васильевского. Но я знаю и другое – он постоянно всем показывал свой повышенный интерес к женщинам и постоянно показывал своих женщин всем, как бы доказывая свой интерес. Ну то есть он скорее этот самый в плохом смысле, а не в хорошем. Хотя вся эта эстетика гипермаскулинности, черная кожа, мечи, оружие, готика намекает на обратное.
Мы и после той истории как-то не разосрались до конца, хотя он всячески пытался мне нагадить где только мог. Накануне выборов в Госдуму, где он баллотировался от Ленобласти, мне позвонила его помощница Тамара, своеобразная дама, служащая в его команде с первых дней «секунд», бывшая сотрудница похоронного бюро или даже какая-то кладбищенская экс-начальница. «Димочка, мы с Александром надеемся, что ты не будешь против нас работать?» И с такой же просьбой прискакал Коляк. Я ответил, что не буду. Мне и вправду не хотелось. Надо же чем-то отличаться, разве нет? Хотя в то время у меня уже лежало присланное Коржаковым досье. С чистосердечным признанием одного доктора-патологоанатома, который стрелял в плечо Наги на пустыре, точно высчитав траекторию пули, чтобы не задела артерию, нервы и кость. А боящийся инфекции герой просил еще предварительно протереть соответсвующее место спиртом.
Когда Собчак проиграл, Невзоров стал советником губернатора по СМИ. А заодно и посредником. Между Березовским, Яковлевым и бандитами. Почти каждый день депутат Государственной Думы Нага встречался в гламурном борделе на Невском с Кумариным, Шевченко, Кудряшом и прочим тамбовским народом. Нага пользовался неприкосновенностью, ему было несложно занести сумку в Смольный. И при необходимости вынести встречную. То есть он взял на себя роль Ромы, впавшего у четы Яковлевых в опалу. Но дело не в наличмане. Важнее было выполнять роль переговорщика по теневым вопросам, альтернативы Новоселову. Яковлев очень ценил связного. Тем более, что тот всегда мог рассказать увлекательную сплетню, дать яркую характеристику человеку, обрисовать расклад сил. На бандитских тусовках было принято обедать. Хозяева тамбовских заведений готовили любимые блюда. Кому Т-бон стейк, кому осетринку. А Нага наш не ест мяса. Он предпочитал питаться страданиями и его насыщал просто вид пролитой крови. Ему готовили овсянку на воде с постным маслом. Вот сидят такие чудесные люди, беседуют. Как в кино про Сицилию. Официанты суетливо меняют тарелки. А наш герой неспешно поглощает свою кашку... Кстати, Нага не употреблял спиртное. Но не из принципа. А потому, что бокал шампанского валит его с ног. Наповал.
Нага убедил Березовского, что снимет блокбастер про чеченскую войну. Абрамыч дал два ляма. Так появилось «Чистилище». Дмитрий Нагиев мне рассказывал: они с Глебычем договорились об оплате актерской работы Дмитрия по тысяче долларов в день. Всего было запланировано двадцать дней. И вот в конце первого дня актер переодевается в трейлере, входит режиссер-постановщик Нага. И кладет в нагрудный карман рубашки свернутую трубочкой пачку денег. Что это, Саша? Это твой гонорар за съемочный день! Но так не принято, платят в конце съемок! Фигня, бери пока дают! У Наги сформировался устойчивый тип финансового поведения. Чисто по примеру своих спонсоров. С кем поведешься...
На полученный гонорар Нага построил кафе и гостиницу. Не то чтобы люкс, придорожную. Говорят, так себе. Особенно кухня. Возможно просто злые языки... Зато есть пара конюшен, гектары земли и какая-то неплохая доля в рекламном агентстве питерского метрополитена. И еще по-мелочи. На старость.
Год назад умер замечательный питерский художник Глеб Богомолов. Абстракционист, нон-конформист, чьи работы всегда стоили немалых денег, выставлялись в самых знаменитых музеях мира. Он не уделял внимание своему сыну и бросил его мать, Галину Георгиевну почти сразу после рождения Наги. Глебыч никогда не признавался, что он сын Богомолова. Он выдумал себе деда – генерала МГБ Георгия Невзорова, типа начальника управления по борьбе с бандитизмом в Литве после войны. Вот только не было в литовском управлении МГБ-КГБ такого отдела. И не было генерала Невзорова. Был майор Георгий Ашкенази в штабе. Но это к делу не относится. Я думаю, что детская травма, равнодушие отца, душная атмосфера детской материнской опеки сыграли большую роль в формировании психики мальчика. Наш герой всегда тянулся к богатым, сильным и ярким. Ему просто необходимо было воспроизвести какую-то фазу мальчишества, он стремился к инициации в мужское, но все время обнаруживал, что «большие дядьки» обычные дети, так же как он, не сумевшие повзрослеть. Но я всегда все свожу к фрейдизму, это мой очевидный недостаток.
Или по-другому: сейчас убиты Коляк и Цепов, в тюрьме Кумарин и Глущенко, мертв Березовский, сгнил в тюрьме Шутов. И даже родной отец ушел из жизни. И Нага решил «вырасти над собой», перечеркнуть всю прошлую философию и призвать к разумному, доброму, вечному. Нет, опять не то. Не верю.
А если посмотреть повнимательнее – когда наш герой выходил на арену, а когда скрывался в тени? Его крупные проекты относятся к началу девяностых, потом пауза, потом преддверие Миллениума, потом пауза, потом вот сейчас. Причем, очередной выход в красном пальто и хипстерских дудочках сопровождается тем же самым алгоритмом действий, что и в прошлые разы – нащупывается тема, которая живет в подсознании масс, в том самом юнговском коллективном бессознательном. Причем эта тема должна на 180 градусов противоречить господствующей идеологической установке. В 1988 году – это осуждение «номенклатурных привилегий» и восхваление либеральных идей. В 1990-м – осуждение «депутатов-либералов» и восхваление черносотенной идеи. В конце 90-х – осуждение «господствующей в обществе вседозволенности» и восхваление «твердой руки». А сейчас – борьба с клерикализмом. О чем это говорит? А о том, что лед тронулся, господа присяжные заседатели! Нага просто так не вылезает из под своей колоды. Нас ждут большие перемены!
В 2011 году Александр Невзоров, друг Березовского и Кумарина, соратник Шутова и остальных стал доверенным лицом Владимира Путина на выборах. Притом, что Путин, естественно, знает о Наге побольше, чем мы с вами. А вот голосов президенту такой представитель не добавит, скорее наоборот. Тогда зачем? А затем, что незадолго перед этим Ксюша выступила на митинге оппозиции. И Нарусова с дочкой получили привет. Это все, что надо знать об атмосфере леса, в котором водятся таки чудесные биологические объекты.