Проекты экуменизма

https://stbasil.center/2018/06/19/vizov … -1948goda/

В современном экуменизме можно выделить несколько глобальных проектов.

«Глобальный Ватикан».
В этот проект входят как исторические формы унии с Ватиканом, так и современные формы «дружбы» с Римом: взаимное «снятие анафем», совместные декларации и сотрудничество в смешанных комиссиях по православно-католическому диалогу, обмен студентами духовных школ, различные программы по принесению общих святынь, практические акции по достижению большего взаимопонимания, мира и сотрудничества между людьми, исповедующими различные религии (община Тезе) и т.п.

Как отмечает известный специалист по ватиканской политике, историк, доцент МГИМО – О. Н. Четверикова, «это направление было искусно согласовано с новым гибким внешнеполитическим курсом американского руководства, направленным на реализацию тактики разложения изнутри социалистических стран через вовлечение их руководства в международный закрытый «круг избранных» и внедрение западной системы ценностей»[16].

Добавим, что одним из препятствий на пути к полной реализации этого плана – вовлечению Православной Церкви на постсоветском пространстве и в странах бывшего соцблока  в лоно «глобального Ватикана» – было и остается Всеправославное Совещание 1948 г. Ведь именно на нем были вскрыты истинные стремления Ватикана к глобальному доминированию в христианском мире. «Весь христианский мир и все истинно-верующие католики должны осознать, в какую пучину ведет их современное папство», – обращались к послевоенному Западу участники московского Совещания (Резолюция по вопросу «Ватикан и Православная Церковь»)[17]. В этом же документе были прописаны все догматические и канонические отступления Рима от Вселенского Православия, начиная с попрания постановлений Вселенских Соборов о неизменяемости Символа веры и заканчивая новейшими папскими «догматами» о непогрешимости понтифика и непорочном зачатии Девы Марии. Такие документы можно назвать истинным свидетельством Православия инославному Западу.

Напротив же, деятельность смешанных комиссий «по диалогу» на протяжении всей своей истории преисполнена не только туманными словами и размытыми формулировками, но и откровенной нечистоплотностью в самой работе. Примером этому могут служить «рекомендации» кардинала Иоанна Виллебрандса ватикано-константинопольской комиссии, которая готовила обоснование для «снятия анафем» между папой Павлом VI и патриархом Афинагором в 1965 г.: «Хотя Его Святейшество Папа предоставляет полную свободу обсуждения и внесения предложений Комиссии, его собственные рекомендации будут следующими: не пытаться пролить свет на все еще невыясненные подробности тех исторических событий и не анализировать их, но оздоровить обстановку, очищая память о прошлом»[18]. Как известно, следствием подобного «оздоровления обстановки» стали антиканоничные действия Фанара в виде совместных литургий римских пап и константинопольских патриархов, которые продолжаются до сего дня.

Всемирный совет церквей (ВСЦ).
Важным шагом к возникновению ВСЦ стало слияние двух ведущих экуменических движений первой половины XX в. – «Вера и церковное устройство» (Faith and Order) и «Жизнь и деятельность» (Life and Work) – на Эдинбургской конференции 1937 г. В состав единой экуменической организации постепенно вошли также «Всемирный альянс за международную дружбу через Церкви» (World Alliance for International Friendship Through the Churches), «Международный миссионерский совет» (International Missionary Council) и «Всемирный совет христианского образования» (World Council of Christian Education). В 1938 г. создается подготовительный комитет по созданию ВСЦ, генсеком которого становится известный экуменический деятель Виссерт Хуфт. Свою первую Ассамблею ВСЦ провел осенью 1948 г. в Амстердаме.

Всеправославное Совещание, проходившее в июле того же года в Москве, ответило решительным отказом в лице 10 Поместных Церквей на приглашение стать членами ВСЦ. «Сообщить «Всемирному совету церквей», в ответ на полученное всеми нами приглашение к участию в Амстердамской Ассамблее в качестве членов ее, что все Православные поместные Церкви, участники настоящего Совещания, принуждены отказаться от участия в экуменическом движении, в современном его плане», – говорится в Резолюции Совещания по вопросу «Экуменическое движение и Православная Церковь»[19]. На сходство ватиканской экспансии и протестантского проекта ВСЦ указал в своем докладе прот. Григорий Разумовский, назвав ВСЦ «всемирным коллективным папизмом»: «Протестанты ушли от римского папы и теперь стремятся к организации Всемирного Ватикана»[20].

Заметим, что постановления Всеправославного Совещания, на котором против членства в ВСЦ высказалось подавляющее большинство Православных Церквей, никогда не были официально дезавуированы и продолжают сохранять свою каноническую силу. Последующие вступления в ряды ВСЦ в 60-е гг. всех Поместных Церквей в одностороннем порядке, какими бы причинами (в основном сменой политического курса советского руководства при Н. Хрущеве) это ни было продиктовано, было проведено на уровне решений собственных Синодов или Архиерейских Соборов, что существенно понижает степень их авторитетности в общеправославном контексте. Отменить Резолюции Совещания 1948 г. может только аналогичный по статусу Собор Православных Церквей с самым широким представительством и каноническими процедурами принятия решений. Поэтому та ситуация, при которой сохраняется членство, например, Русской Церкви в ВСЦ, вынужденно вступившей туда в 1961 г. вопреки решению Всеправославного Совещания 1948 г., выглядит, с канонической точки зрения, неправомочной. Выход же Грузинской и Болгарской Церквей в 1997-1998 гг. из ВСЦ можно рассматривать как возвращение на каноническую почву в отношении к экуменизму, выраженном этими Церквями в 1948 г. перед лицом вселенского Православия. Русская Православная Церковь и другие Поместные Церкви должны проделать такой же путь и вернуться к тем антиэкуменическим решениям, под которыми подписывалась 70 лет назад.

Неоязыческий проект «New Age».
Это движение, направленное на объединение всех религий и культов включает в себя т.н. «нехристианский экуменизм», «межрелигиозные диалоги», «ассизские моления», религиозный синкретизм в различных проявлениях и практиках. Мы не будем подробно останавливаться на этом феномене, т.к. он является откровенным демонизмом, уничтожающим даже внешнее сходство с христианством. Наиболее ярко об этом проявлении «широкого экуменизма» как религии антихриста писал иером. Серафим (Роуз) в своей известной работе «Православие и «религия будущего».

Постхристианское сознание экуменизма

Экуменизм как система богословских взглядов, по нашему мнению, вторична по отношению к экуменическому сознанию. В этом коренное отличие экуменической теологии, наполненной, несомненно, всевозможными псевдохристианскими идеями и откровенными ересями, от «классического» лжеучения еретиков древней Церкви и средневековья. Ортодоксия и гетеродоксия прежних эпох жили в одной системе церковной ментальности: перед еретиком и православным стояла одна задача – доказать перед лицом Собора истинность одного учения и ложность другого. Экуменическое же сознание принципиально антицерковно, потому что с момента своего возникновения последовательно «выдавливает» представление об Истине из своей системы. Экуменическое сознание заменяет богословие.

Иеромонах Серафим (Роуз) писал в 70-е годы об экуменическом сознании как форме постмодернистского антихристианского дискурса: «Характерное для ереси экуменизма убеждение заключается в том, что Православная Церковь – не единственная Церковь Христова… что узкий путь спасения, о котором учат святые отцы Православной Церкви, всего лишь «один путь из многих» путей ко спасению; и что подробности верований человека во Христа столь же малозначащи, как и принадлежность к той или иной церкви»[21].

Размытое представление об истине приводит и к такому же размытому представлению о Церкви. Размывание границ Христовой Церкви как норма экуменической экклезиологии было зафиксировано в «Торонтской декларации» ВСЦ в 1950 г.: «Все христианские Церкви, включая Римскую Церковь, считают, что нет полного тождества между членством во Вселенской Церкви и членством в их собственной Церкви. Они признают, что есть члены Церквей «за стенами» ее, что они «равным образом» принадлежат к Церкви и даже что есть «Церковь вне Церкви» («Церковь, Церкви и Всемирный Совет Церквей» IV. 3)[22]. На несовместимость православной экклезиологии с экуменической жестко указывал свт. Серафим (Соболев) на Всеправославном Совещании 1948 г.: «Эта экуменическая точка зрения совершенно расходится с православным взглядом, который под единой Церковью всегда разумеет одних только истинно верующих православных людей. Наша Церковь никогда не считала еретиков входящими в ее состав… Очевидно, что экуменисты в своем учении о Церкви не признают над собой авторитета Вселенских Соборов»[23].

Новое постхристианское сознание в виде «общения» (intercommunion) и «диалогов любви» демонстрируют «православные» идеологи экуменического движения. Принципиальный отказ от догматического церковного сознания лежит в основе «евхаристической экклезиологии» экуменизма: «общая евхаристия» важнее единой и единственной Истины.  Как пишет один из крупнейших экуменических богословов и идеологов «константинопольского папизма» митрополит Пергамский Иоанн (Зизиулас), «целью соборов всегда было евхаристическое общение, и вероопределения вырабатывались и принимались как материал не для последующей богословской рефлексии, а для правильной ориентации евхаристических общин. Поэтому можно сказать, что вероопределения связаны с истиной не сами по себе, а только как славословие церковной общины». Православные догматы, по мнению митр. Иоанна, есть лишь «формы приятия, освящения, а также трансцендирования истории и культуры»[24].

Теологи и философы экуменизма целое столетие работали на размывание фундаментальных основ традиционного Христианства. К примеру, «богословие диалога» и философия персонализма до неузнаваемости (по сути кощунственно) трансформировали учение Великих каппадокийцев, представив  триадологический перихорезис (взаимообщение Ипостасей Св. Троицы) как основание для экуменических идей открытости, толерантности и равенства[25]. Как следствие – вновь отказ от внятного свидетельства Истины, адогматизм, единство «общения» без единства веры: «Неопределенность внешнего критерия истины представляет большую свободу для непредубежденного общения с иными культурами и религиями, избегая наносить ущерб друг другу через неразрешимые догматические вопросы»[26].

Ложное средостение между истиной и любовью, православным вероисповеданием и «вселенским христианством» постулировали и представители «парижского богословия» – русского эмигрантского течения, которое активно финансировалось масонскими кругами и продвигалось различными международными экуменическими организациями.

В 1933 г. в Париже был издан сборник «Христианское воссоединение: экуменическая проблема в православном сознании», в котором, в частности, Н.А. Бердяев противопоставлял «конфессиональную» истину «христианской» любви:  «Христианство есть не только откровение истины, но и откровение любви. И фанатически преданный своей конфессиональной истине нередко грешит против любви. Он не верен Христу, Который есть не только Истина, но также любовь, как путь и жизнь»[27]. В преданности «просто любви» прот. Сергий Булгаков доходит до того, что по-протестантски отделяет Священное Писание от его хранительницы и истолковательницы – Церкви, желая расширить рамки евангельской истины для каждого читателя: «Разве существует, в самом деле, особое, церковное изложение и истолкование Евангелия, которое раз навсегда определило бы собой, заключило бы в себе, исчерпало бы собой Слово Божие? Конечно, не существует и не может существовать, как не дано временному ограничить вечное. И не справедливее ли думать обратное, что искренние и благоговейные читатели Евангелия чрез то уже в Церкви, в Церкви единой, Евангельской»[28].

При этом во всей экуменической деятельности заметен недостаток любви самих экуменистов к своим единоверцам, которых они, вводя в соблазн, считают «фанатиками», «мракобесами», людьми с ограниченным кругозором. Об этом не побоялся в 1968 написать греческий богослов – архимандрит Епифаний (Феодоропулос) патриарху Афинагору после очередного демарша «любви» Рима и Константинополя: «Вы и Ваши последователи на все гласы поете тропарь любви… Но странно! Если Ваше сердце переполняет любовь так, что в нем берут начало полноводные, достигающие пределов Запада реки… в которых весело и комфортно плещутся еретики всех мастей, то почему же не находится в Вашем сердце несколько капель любви и для несчастных православных? Для тех из них, кто соблазняется, видя, как православный патриарх Константинополя преступает – во имя любви! – священные каноны»[29].

В итоге мы видим, что экуменизм, без сомнения, является «религиозным глобализмом». В таком случае единая религия должна говорить о единой общезначимой истине. Более того, эта истина должна в известной мере разделяться всем многообразным и сложным по составу человечеством. Предположим, истина уже найдена, и ею является «любовь», о которой как об основе межконфессиональных и межрелигиозных контактов говорят экуменисты. Но любовь (в экуменизме понимаемая скорее как толерантность) и истина разнятся. Любовь всегда свободна, произвольна и субъективна, а истина одна и «тоталитарна» в своем единстве (вспомним слова Христа об «истинных» вождях человечества: «Все, сколько их ни приходило предо Мною, суть воры и разбойники» (Ин. 10: 8)), другой истины не существует. Если истин много, то концепция истины автоматически фальсифицируется. Если истина фальсифицируется, то фальсифицируется и концепция любви. Однако данная проблема соотношения истины и любви полностью «снимается» экуменическим сознанием, уводящим своих последователей в равной степени и от Истины – Христа, и от любви – возвращения отпадших к Нему.