Независимо от того, что известно о характере атак, которые произошли в Соединенных Штатах 11 сентября 2001 года, один факт не подлежит сомнению: эти нападения предоставили юридические, политические и моральные оправдания для последовавшей за ними шестнадцатилетней международной войны. В самом деле не будет преувеличением сказать, что, за некоторыми заметными исключениями, "все дороги" с использованием силы, заложенные с начала этого столетия, "ведут в Рим" 9/11. Это и вторжение и оккупация Афганистана в 2001 году; вторжение и оккупация Ирака в 2003 году; серия ударов дронов и кластерных бомбардировок в этих странах; нынешняя миссия «ослабить и победить» исламское государство и связанные с ней террористические группы в Ираке и Сирии и даже заявления о необходимости нового вмешательства в Ливию, которая превратилась в «несостоявшееся государство», захваченное террористами. Каждая из этих военных кампаний и/или силовых акций основана на юридическом одобрении и моральной поддержке, предоставленной внутренними и международными организациями в дни, последовавие за 11 сентября, для реагирования на нападения в этот день. Спросите сегодня о правовой основе борьбы с глобальной «войной с террором» против групп, которые даже не существовали в 2001 году, и вам будет вручен экземпляр закона, который был принят аж через семь дней после того, как 11 сентября президент получил разрешение на применение силы против исполнителей и организаторов 9/11 (т.е. «Аль-Каиды» и «Талибана»). С точки зрения международного права и международной политической морали, 9/11 легло тяжелым грузом на власти США: стало отправной точкой большинства военных конфликтов вплоть до настоящего времени и, по-видимому, на долгие годы вперед.

Однако нам следует помнить, что война с террором - это, в конце концов, война, которая, как утверждается, ведется в целях самообороны. Если когда-либо будет доказана лживость этого утверждения - а было ли неоспоримо доказано, что Соединенные Штаты 9 сентября на самом деле были атакованы «другими» , а не атаковали себя сами (или позволили себе атаковать) с целью обвинять "других" и оправдать международную войну? - тогда все эти войны перестали бы считаться самозащитой, а были бы признаны предумышленной и тщательно замаскированной агрессией. В этом важном вопросе сторонники крайних взглядов заявляют: «9/11 на самом деле является примером террора макиавеллиского государства, и любое американское утверждение, что все эти войны связаны с самообороной, абсолютно лживым».

Именно потому, что так много поставлено на карту, можно было бы ожидать, что международные институты, такие как Организация Объединенных Наций, будут стремиться убедиться, что американская ссылка на самооборону является реальной. Но, как ни удивительно, они никогда не проявляли к этому интереса. В дни и недели после 11 сентября ООН безоговорочно приняла американскую официальную позицию о нападении со стороны международного терроризма. НАТО также последовало этому примеру, хотя императивный характер пакта о взаимной защите обязывал его предварительно глубоко изучить факты американского заявления о самообороне, а не просто поддержать их.
В течение последних шестнадцати лет ни ООН, ни НАТО не пересмотрели вопрос об ответственности за нападения, и это несмотря на то, что появился впечатляющий объем литературы, который бросает вызов практически каждому существенному утверждению официального отчета; ключевые члены Конгресса Соединенных Штатов настаивали на том, что внутреннее расследование, проведенное после 11 сентября, не было достоверным и, по существу, было «создано для развязывания рук» администрации Буша II; даже два кандидата на пост президента США в 2016 году - Дональд Трамп (Республиканская партия) и Джилл Штейн (Партия зеленых) - публично поставили под сомнение правдивость официального отчета, а Штейн дошел до того, что потребовал нового расследования.

Нежелание задавать жесткие вопросы в офисах международных учреждений, которым поручено проверять утверждения о национальной самообороне, было подкреплено молчанием ученых, массово уклонившихся от споров о 9/11, звучащих за пределами их офисов. Это не означает, что ученые избегали разговоров о 9/11 в качестве темы изучения. Напротив, они проводили исследования, но в очень ограниченном объеме. Например, ученые, специализирующиеся в области международного права или международных отношений, написали множество статей и книг об 11 сентября, но почти все такие исследования предполагают истинность основного заявления США о самообороне, и лишь затем начинают рассматривать вопросы, лежащие в основе имеющихся данных. Насколько мы должны жертвовать нашими гражданскими свободами, чтобы лучше защитить нашу безопасность? Могут ли атаки 11 сентября стать причиной изменения парадигмы от пассивной самообороны к превентивной самообороне? Могут ли пытки подозреваемых в терроризме быть оправданы аргументом «войны» к борьбе с терроризмом, а не считаться «преступным» подходом (и наоборот)? Это все правильные и важные вопросы, но они демонстрируют тенденцию не критически воспринимать данные официального отчета 9/11. Недавние события свидетельствуют о том, что общественность в целом начинает отходить от этого предположения и что для ученых пришло время для серьезной работы. Уступая общественному давлению, администрация Обамы рассекретила 28 документов из доклада Конгресса США о нападениях 11 сентября 2002 года, в которых решительно заявляется, что официальные лица и оперативники спецслужб Саудовской Аравии финансировали и логистически вели угонщиков, участвующих в нападениях. Спустя несколько месяцев после этого рассекречивания Конгресс США принял законопроект, позволивший семьям жертв 9/11 подавать в суд на правительство Саудовской Аравии за ущерб, нанесенный во время любые террористических актов на территории США, которые, как было сказано, спонсировались ими. Учитывая тесный геостратегический альянс между США и Саудовской Аравией а также менее известные, но одинаково тесные исторические связи между королевской семьей Саудовской Аравии и политической династией Буша. Доказательства, подразумевающие членов правительства Саудовской Аравии, вызывают неудобные вопросы относительно действий дружественных саудовцам членов правительства США во время терактов 11 сентября. По крайней мере, роль Саудовской Аравии в нападениях сводит на нет основную официальную версию, а именно утверждение о том, что децентрализованная группа негосударственных субъектов, склонная к наиболее неизбирательному виду асимметричной войны, совершала нападения самостоятельно и без помощи ресурсов национального государства.

Запоздалое и до сих пор в основном опирающееся на молодых американцев движение за прозрачность в отношении 9/11, безусловно, похвально. Однако, недостаточно. Основным утверждением этой статьи является то, что международное право и международные политические институты должны играть важную роль в обеспечении того, чтобы случай 9/11 был полностью и объективно исследован. Мой аргумент основан на утверждении покойного профессора Томаса Франка о том, что основная миссия главного публичного международного органа - Организации Объединенных Наций - выполнять свою функцию «жюри» по определению и объявлению того, произошел ли акт агрессии. Защита, основанная на ложной агрессии, по определению само считается агрессией, поскольку она представляет собой акт силы, покоящийся на ложном постулате. Даже если коллективная безопасность системы ООН, отраженная во второй части статьи 39, статьях 41 и 42 Устава, как представляется, ослабла и в настоящее время используется мало, роль ООН как жюри, отраженная в первой половине статьи 39, остается неизменным. (Важно отметить, что, как я покажу ниже, это справедливо независимо от того, рассматривается ли эта роль как институт присяжных в гражданском праве в статье 39 или в обычном международном праве.) Политические органы ООН, пытающиеся отстраниться от споров вокруг 9/11, стараются отказаться от ответственности по своей основной миссии. Это, действительно, факт, которого следует избегать, если это вообще возможно. Но возможно ли это? Могут ли UN, наконец, после всех этих лет собрать волю в кулак и определиться по утверждению США, что они 11 сентября стали жертвой международного терроризма? Конечно, они могут, но они, очевидно, нуждаются в некоторой помощи. Подозрение в фальсификации фактов 9/11 настолько чревато гневом и осуждением, что почти парализует. Даже если мы не станем прислушиваться и будем активно отворачиваться, все равно многие из нас услышат тревожные голоса и крику, требующие доказательств многих фактов. Однако исторические события прошлого менее опасны и, следовательно, более поучительны. Поэтому я предлагаю, чтобы первым шагом в попытке разрушить стену тайн вокруг 9/11 стало признание факта, что международное право и политические институты уже давно обеспокоены тем, что государства используют ложные агрессии, чтобы как получить внутренние политические преимущества, так и/или оправдать (или подготовить) международные войны. И теперь я приступаю к рассмотрению деталей этой сомнительной истории.

A. Примеры фальшивых угроз в Африке
На африканском континенте, к сожалению, имеется достаточно доказательств фактов применения тактики создания фальсификаций и их использования в незаконных политических целях. Для начала вспомним получивший широкую огласку пример режима апартеида в Южной Африке, когда южноафриканские службы безопасности тайно устраивали нападения на правительственных чиновников с целью обвинить Африканский национальный конгресс и тем самым дискредитировать движение за освобождение. Истинные организаторы этих нападений устанавливались несколько раз, и в результате Комиссия по примирению южноафриканских стран от апартеида была вынуждена использовать термин «фальсификация» при принятии решений об амнистии белых бывших должностных лиц Южной Африки. Рассмотрим решение Комиссии по делу Чарльза Альфреда Зеели («заявитель»):

Эти инциденты [взрывы бомб в Joubert Park и J.G. Strydom Hospital в Йоханнесбурге] произошлли 27 июля 1989 года. Заявитель не был фактическим участником совершения терактов. Однако, как он утверждает, некоторые из его коллег из полиции Южной Африки несут ответственность за эти инценденты. В то время заявитель занимал должность руководителя подразделения по утилизации бомб в Витватерсранде. Именно в этом качестве он участвовал в проведении операций, направленных на дискредитацию Африканского национального конгресса («АНК»), создавая впечатление, что эта организация несет ответственность за взрывы. Роль заявителя заключалась в посещении при расследовании мест взрывов в качестве эксперта по взрывчатым веществам и последующее представление ложных экспертиз, подтверждающих, что взрывы были произведены членами АНК.  [Второй инцидент] произошел в 1989 году. Вкратце обстоятельства заключались в том, что заявитель получил приказ от своего начальства принять участие в фиктивном нападении на штаб-квартиру Летучего отряда в Брикстоне, Йоханнесбург. Цель заключалась в том, чтобы создать впечатление, что АНК несет ответственность за нападение. Этот инцидент произошел незадолго до всенародного референдума, и стояла задача дискредитировать АНК среди белого электората. В атаке использовалась ручная граната РГД-5 и автомат АК-47. Заявитель и группа его коллег проехали мимо офисов и взорвали ручную гранату возле входа. Они также открыли стрельбу из автомата по стене возле входа.

Севернее, в Алжире, алжирское правительство уже давно подозревается в тайном убийстве невинных гражданских лиц и последующем обвинении в этом исламских политических партий во время жестокой гражданской войны в стране в 1990-х годах с целью дискредитировать их . Отмечает один западный аналитик:

Многие из этих «операций» [актов насилия, приписываемых политическим исламским деятелям] были «фальшивыми» операциями, тайно задуманными и осуществленными самим алжирским правительством, его правящей кликой, чтобы еще больше очернить исламское движение страны, чем это было на самом деле. Жестокие действия, совершенные правительством от имени исламских боевиков, помогли изолировать исламское движение от его народной поддержки, вызвали сильный страх среди населения, которое затем поддержало более жесткие меры безопасности, т.е. более репрессивное управление страной правительством.

Агентство  Брукингса из США, похоже, соглашается с этой оценкой, кратко признавая в своем докладе 2013 года, что алжирская разведка давно «известна своей тактикой проникновения в террористические группы, созданием «фальшивых» террористов и попытками их контроля».  Семьи жертв нападений этих фальшивых террористов настойчиво стремились привлечь виновных к ответственности воспользовавшись судебной системой Франции, которая принимает такие претензии к рассмотрению, учитывая безразличие и даже противодействие, проявленное самим правительством Алжира.
Южноафриканский и алжирский опыт с фальшивым насилием интересен двумя моментами. Во-первых, они дают нам урок политической морали. Они показывают, что правильный ответ на фальшивое насилие заключается не в том, чтобы отвернуться от него в страхе и отрицании, а в том, чтобы смотреть прямо в лицо того уродливого существа, с которым оно связано, и справиться с ним, как того требуют обстоятельства в каждом отдельном случае. Второе и столь же важное значение - эти факты ставят перед учеными и государственными деятелями задачу в полной мере переоценить историю двадцатого века (описано ниже), которая изобилует использованием тактики ложных угроз, чтобы оправдать международные войны.

Б. Маньчжурия, поджог Рейхстага, Глейвиц
С начала холодной войны и до наших дней международным политическим и юридическим органам приходилось сталкиваться со многими проблематичными заявлениями о национальной самообороне. Однако почти все такие заявления включали в себя либо действия превентивной  самообороны, либо коллективной самозащиты / противодействия. Отметим, что в каждый отдаленный период времени в течении двадцатилетнего мирного периода между войнами после Второй мировой войны - международные конфликты в значительной степени стали способом самозащиты, примененной в ответ на ложную угрозу.
Вспомним о первым крупным кризисом, который пришлось решать предшествующей межгосударственной организацией под эгидой США, Лиге Наций, стало вторжение одного государства на территорию другого, основанное на весьма сомнительном заявлении о нападении. В 1931 году Япония вторглась в северо-восточную китайскую провинцию Маньчжурия, заявив, что китайские националисты подрывом перекрыли движение по железнодорожной линии недалеко от города Мукден, контролируемой и эксплуатируемой ими. Хотя взрыв был настолько слабым, что не смог уничтожить этот путь, японская армия немедленно обвинила китайских диссидентов в нападении и ответила полномасштабным вторжением, которое привело к оккупации Маньчжурии и установке марионеточного режима в течение шести месяцев. Историк Уолтер ЛаФебер не сомневается в том, что произошло на самом деле:

[В первые часы сразу после взрыва], между японскими и китайскими войсками разразился бой. К утру [японская] армия захватила Мукден и расширила свой контроль над прилегающей территорией. Ее офицеры утверждали, что бомба была установлена китайцами и даже предъявила несколько тел китайцев, убитых на месте взрыва. Но власти Токио и других  мировых столиц быстро пришли к выводу, что военные сами взорвали железные пути в качестве предлога для захвата Маньчжурии.

В связи с жалобой Китая на незаконную агрессию со стороны Японии Лига Наций взялась урегулировать эту проблему и направила в Маньчжурию комиссию для расследования. Несмотря на то, что Литтонская комиссия оценила обстановку в Маньчжурии между японской армией и китайским населением в целом как крайне напряженную, она выразила сильный скептицизм в отношении заявления Японии о том, что она стала жертвой агрессии:

Японцы, как было объяснено Комиссией в качестве доказательства, тщательно подготовили план возможных военных действий против китайцев. В ночь [взрыва] этот план быстро и точно был введен в действие. Китайцы ... не планировали атаковать японские войска или угрожать жизни или собственности японских граждан в это конкретное время и в этом месте. Они не совершали согласованного или санкционированного нападения на японские войска и были удивлены японским нападением и последующими операциями. Взрыв, несомненно, произошел на железной дороге или около нее между 10 P.M. и 10:30 P.M. 18 сентября, но ущерб, если таковой имелся, фактически не помешал пунктуальному прибытию железнодорожного поезда из Чанчунь и сам по себе не был достаточным для оправдания военных действий. Военные операции японских войск в эту ночь ... не могут рассматриваться как меры законной самообороны. Говоря это, Комиссия не исключает гипотезы о том, что офицеры на месте, возможно, думали, что они действуют в целях самообороны.

Услышав этот упрек, японцы сочли себя оскорбленными и немедленно вышли из Лиги в 1933 году. Спустя 30 лет, во время расследования японской агрессии во время Второй мировой войны, Токийский международный военный трибунал заслушал показания по Мукденскому инциденту и заключил, что Комиссия Литтон была даже чересчур джентльменской, заявив:

Рассмотрев достаточно имеющихся свидетельств, можно с уверенностью утверждать, что «Мукденский инцидент» был заранее тщательно спланирован офицерами Генерального штаба Квантунской армии, членами общества «Черри» и другими ... Трибунал отвергает японскую версию событий и считает, что так называемый «инцидент» 18 сентября 1931 года был спланирован и осуществлен японцами.

В то время страны-агрессоры в мире были вынуждены скрывать свое истинное лицо, так как агрессивная война перестала рассматриваться как законный инструмент национальной политики. Японцы хорошо понимали, что к 1931 году государство уже не могло просто сказать: «Мы хотим их территорию, давайте заберем ее» - так, как когда-то это смогла сделать Германия, которая шестьдесят лет назад, в 1870 году, заявила Франции, что она претендует на принадлежащую Франции Эльзас -Лоррену в попытке создать объединенное немецкое национальное государство. Нет, к 1931 году уже существовала система коллективной безопасности под эгидой Лиги и пакт Келлога-Брианда 1928 года, в котором было отказано в праве нации вести агрессивную войну.

Гитлер, конечно же, изучал Маньчжурский опыт и делал из него выводы, так что когда он решил вторгнуться в Польшу в 1939 году, он понимал, что ему нужно сначала создать в обществе шквал самооборонительного настроения, прежде чем отправить свою и без того молодую армию за пределы страны. В результате родилось то, что получило известность как «Инцидент Глейвица». Чтобы создать видимость польской агрессии против Германии, лейтенанты Гитлера переодевали свои войска в польскую военную форму и нападали на немецкие объекты вдоль немецко-польской границы.

[К августу 1939 года Гитлер] окончательно решил атаковать Польшу и воевать с Англией и Францией. Тем не менее, у него не было повода к войне. Поляки не угрожали Германии военной силой, а Германия громко бряцала оружием. Не имея повода, Гитлер приступил к его созданию. В начале августа 1939 года начальником комитета безопасности У. С. Гейдрихом был придуман план для фейковых пограничных набегов силами гестапо и СД, одетых как поляки. Чтобы добавить аутентичности, планировалось взять определенных заключенных из концентрационных лагерей, убить их с помощью подкожных инъекций и оставить тела, одетые в польскую форму, в различных местах, где устраивались инциденты. 31 августа эти «пограничные инциденты» были организованы в Белене, Гинденбурге, Глейвице и других местах.

Инцидент Глейвица не был забыт Соединенными Штатами и их союзниками в ходе Второй мировой войны. Фактически, после войны они специально включили его в законопроект об обвинениях в заговоре против человечества нацистских военных преступников в Нюрнберге, и Нюрнбергский трибунал заслушал показания по этому поводу. Кроме того, существуют доказательства, свидетельствующие о том, что уроки, извлеченные союзниками из инцидента Глейвица - прежде всего, это нападения со сменой национальности нападавших – были учтены при создании новой структуры ООН, провозглашенной в конце войны в Сан-Франциско. Комментируя историю статьи 51 Устава США, Томас Франк отметил:

Даже терминология, в конечном счете, согласованная, сохраняющая право государства на индивидуальную или коллективную самооборону, если вооруженное нападение произошло против члена Организации Объединенных Наций (статья 51), была отредактирована Арчибальдом Маклейшем из делегации США как «неопределенная». «Он говорил, что Германия вошла в Польшу в начале нынешней войны под тем предлогом, что Польша напала на нее».

Возможно, одна из причин, почему так мало людей за пределами Германии в то время поверили заявлению Гитлеру о польской агрессии и почему после войны некоторые государственные деятели были озабочены проблемой ложных угроз, явившихся причинами агрессий, состояли в том, что люди помнили о пресловутой ложной угрозе в начале нацистского правления, а именно о поджоге Рейхстага в 1933 году. Эта история относительно проста: нацисты подожгли парламент Германии (Рейхстаг), обвинив в этом преступлении группу коммунистов, с целью оправдать массовую политическую охота на ведьм на немецких левых, ужесточение политических и гражданских свобод и установление тоталитарного политического контроля над Германией. Что важно в этом примере ложной угрозы для наших целей, это то, в какой степени она рассматривалась (как в то время, так и позже в Нюрнберге) в качестве акта государственного террора, имеющего международные последствия. Как известно, нацисты не особо скрывали свои замыслы о построении послевоенного мира в Европе, что было зафиксировано в итоговом документе в Версале. Считалось, что любое событие, которое позволит им захватить власть внутри Германии, также позволит им начать свой марш к развязыванию агрессивной войны, чтобы перерисовать карту Европы. Было ощущение, что международное сообщество - каким-то образом, формально или неформально - рано или поздно должно было инициировать судебное разбирательство фактов пожара Рейхстага.

Результатом стал созыв в Лондоне в сентябре 1933 года юридической комиссии по расследованию с целью положить начало судебному разбирательству в отношении обвинений в адрес коммунистов в Германии. Признавая способность (или готовность) судебной власти Германии обеспечить обвиняемым справедливое судебное разбирательство, Лондонская комиссия тем не менее решила самостоятельно изучить доказательства и вынести свой вердикт. Судьями / присяжными заседателями были девять публичных международных адвокатов, в том числе Артур Гарфилд Хейс, соучредитель Американского союза гражданских свобод. Лондонская комиссия, которую в ключевых вопросах можно рассматриваться как предшественника других движений по поиску истины в случаях, подобных 9/11, например, слушаний в Торонто в 2011 году и Симпозиума Cooper Union 2016 - быстро пришла к выводу, что нацисты сами подожгли Рейхстаг. Двенадцать лет спустя Нюрнбергский трибунал согласился с тем, что преступление "Поджег Рейхстага" являлось преступлением международного масштаба (т. е. преступной агрессией) и еще раз рассмотрел доказательства ответственности за него нацистов.

C. Операция Northwoods и Операция Гладио
Джим Гарнисон, прокурор Нового Орлеана, который в течение многих лет пытался расследовать убийство президента Кеннеди, однажды заметил: «Я боюсь, исходя из собственного опыта, что фашизм придет в Америку во имя национальной безопасности» был, пожалуй, ближе к истине, чем ожидал, поскольку во время администрации Кеннеди верхушка военного командования США предлагала террористическую операцию с ложной угрозой, аналогично той, что проводил Рейнхард Гейдрих, чтобы оправдать войну с Кубой. План был назван операцией Northwoods, и это повлекло за собой следующее:

План, который имел письменное одобрение Председателя и каждого члена Объединенного комитета начальников штабов, призывал к тому, чтобы невинных людей убивали на американских улицах; лодки, перевозящие беженцев с Кубы, потопить в открытом море; к запуску волны насильственного террора в Вашингтоне, Майами и в других местах; к организации взрывов; захвату самолетов. Используя фальшивые доказательства, во всем этом планировалось обвинить Кастро, таким образом, чтобы [Глава Совета Штабов Лиман Лемниццер] и его подчиненные, а также граждане и международная общественность поддержали так необходимую им войну.

Нортвудс включал предложения об актах Военно-морской базы США в заливе Гуантанамо, Куба; затопление корабля ВМС США в гавани Гуантанамо (списки жертв, которые, как ожидалось, «помогли бы вызвать волну национального негодования»); взрыв космического корабля Джона Гленна во время его исторического космического полета; весьма продуманные постановки с имитацией сбивания гражданских самолетов, которые включали в себя модернизацию самолетов ЦРУ, секретные посадки и высадку пассажиров, а также тайную замену самолетов беспилотными летательными аппаратами. От имени Совета Штабов Лемницер представил план Нортвуда министру обороны президента Кеннеди Роберту Макнамаре, после чего Президент отменил этот план.

Маньчжурия, пожар Рейхстага и Инцидент Глейвица были бесспорными, полностью осуществленными ложными угрозами, но ни одна из них не привела к массовым жертвам. С другой стороны, Northwoods приближает нас к 9/11 с точки зрения исторического прецедента, поскольку в нем планировалось задействовать несколько отдельных масштабных операций и сотни, а может быть и тысячи невинных жертв. Более того, когда они устанавливаются в контексте двух более крупных и тесно связанных категорий государственных преступлений, а именно ложных угроз, используемых для внутриполитических целей и ложных предлогов для межгосударственных войн.

Примером первой категории является существование убедительных доказательств того, что в период холодной войны правительство США (действуя через НАТО) использовало метод ложных угроз организовывая теракты с массовыми жертвами среди гражданского населения Западной Европы с целью дискредитации западноевропейских левых. История этого позорного эпизода не известна на Западе; но он действительно имел место. На ранних стадиях «холодной войны» НАТО и правительства различных западноевропейских стран организовали создание подпольной сети борцов сопротивления, которые должны были быть активированы для борьбы с Советами в случае вторжения и оккупации Западной Европы. Проект шел под кодовым названием «Операция Гладио». Основой сети Gladio были крайне правые и неонацистские группы, работающие в координации с тщательно разделенными секциями западных служб безопасности и разведки. Несмотря на то, что Советы так никогда и не вторглись в Западную Европу, НАТО тем не менее активизировало эту сеть, созданную в конце 1960-х годов, для совершения политических убийств и терактов массового характера, в которых были обвинены западноевропейские коммунисты. В 1990 году, после серии публичных откровений со стороны различных высокопоставленных европейских чиновников, Европейский парламент с тревогой принял резолюцию, осуждающую Гладио за ее уклонение от «всех демократических мер контроля», незаконное вмешательство во внутренние политические дела Государств-членов ЕС и участие в серьезных случаях терроризма и преступлений». Военнослужащие США в НАТО были выделены и осуждены за их участие в сети Gladio.

Примером второй категории - фальсификаций для развязывания межгосударственных войн, не связанных с использованием ложных угроз - являются убедительные доказательства того, что правительство США солгало, чтобы начать полномасштабную войну против Северного Вьетнама в 1964 году, солгало об опасности нападения, с тем чтобы начать войну против Ирака в 2003 году. Обе лжи привели к войнам, в которых погибло огромное количество невинных людей.
При объединении всех эти фактов возникает тревожная мозаика, свидетельствующая о реальной опасность нападений с использованием ложных угроз с массовыми жертвами, чтобы оправдать международную войну. Как только мы осознаем, настолько масштабно государства вовлечены в этот процесс, так сразу нам станет понятно, что следует делать.

A. Власть и ее право на расследование
Мировое сообщество, действуя через Организацию Объединенных Наций, не только имеет право, но и обязанность провести полноценное расследование дела 9/11 и вынести по нему решение . В статье 39 Устава ООН используется императивный язык, предусматривающий, что «Совет Безопасности определяет наличие угрозы миру, нарушений или актов агрессии и выносит рекомендации или решения, какие меры должны быть приняты в соответствии со статьями 41 для поддержания или восстановления мира и безопасности». Самооборона, основанная на ложных угрозах, представляют собой нарушение Устава ООН. Профессор Оскар Шахтер заявил по этому поводу:

Совет Безопасности ООН никогда не подвергал сомнению свое право выносить решение о случаях самообороны и призывать государства к прекращению военных действий. При этом нельзя утверждать, что применение силы для самообороны может быть прекращено решением Совета.

Для того, чтобы Совет мог рассмотреть запрос на акт самообороны, Хартия налагает на заявителя обязанность предъявления доказательной базы. Сейчас Совет требует небольшого довольно простого текстового заявления. Вопрос о бремени доказывания более противоречив в связи с существующими разногласиями по вопросу о сроках (т. е. в какой момент кризиса государство применило действия по самозащите) Тем не менее, существует почти универсальное мнение, что если защищающееся государство не приводит весомых доказательств нападения или его опасности, оно, безусловно, должно это сделать после требования  Совета. Как писал сразу после 11 сентября профессор Франк, который занял позицию, что предварительное одобрение Советом не требуется до начала действий по самообороне. Он заявил: «Статьи 51 не означает, что вопрос о доказательствах не фигурирует в законе ... Закон требует доказательств, но это требование возникает после того, а не до, как было реализовано право на самооборону».

Для практических целей сроки рассмотрения Советом Безопасности заявлений о самообороне гораздо менее важны, чем характер и качество ознакомления с вопросом. В самом деле смею предположить, что Совет вполне может мириться с государством, действующим в порядке самообороны, без предварительного одобрения Совета, в том числе в тех случаях, когда вооруженное нападение даже не надвигается, - при условии, что Совет готов провести осмысленный обзор решения государства в какой-то момент после факта. Это, по сути, является ключевым; угроза окончательного обзора Совета путем инициирования независимого и эффективного расследования является единственным фактором, способным заставить государства понять, что они осуществляют самооборону на свой страх и риск. Профессор Франк мог толковать статью 51 справедливо экспансивно, но при этом он правильно воспринимал то, что действительно важно: не предварительное одобрение Советом (которое часто оказывалось поверхностным), но определяло расследование и оценку фактов, даже если они имели место после того, как самозащита продолжается или даже завершается. Он заключил:

Менее важно определить юридическую форму обращения, чем согласовать институты и процедуры для быстрой и полноценной проверки фактов, на основе которых государство предприняло действия  в свою защиту.

К сожалению, «быстрое и полноценное получение фактов » это именно то, чего Совет Безопасности не сделал в отношении 9/11 и множества других акций радикального исламского террора, заявленных Западом, произошедших после 11 сентября. Совет фактически верил на слово утверждениям западных претендентов на самооборону, а затем одобрял их действия по самозащите. Он также проигнорировал ошеломляющие свидетельства, которые были выявлены в 2015 году, свидетельствующие о том, что P3 поддерживал рост ответвлений «Аль-Каиды» - Исламского государства (ISIS) - и использовал их в качестве инструмента для смены режима в Сирии. Если рассматривать эти факты с конспиративной точки зрения, то можно было бы заподозрить, что Совет отказался использовать свое право на расследование в обмен на согласие государств поддерживать его. Тем не менее, независимо от того, существует ли молчаливое соглашение, слишком тщательная проверка Советом требований о самообороне представляет собой грубое отречение от его ответственности за обеспечение того, чтобы акты самозащиты не были искусственно замаскированными актами агрессии. Его подход «без вопросов» - это, короче говоря, отказ от основной миссии.

.....

К сожалению, «быстрое и полноценное получение фактов » это именно то, чего Совет Безопасности не сделал в отношении 9/11 и множества других акций радикального исламского террора, заявленных Западом, произошедших после 11 сентября. Совет фактически верил на слово утверждениям западных претендентов на самооборону, а затем одобрял их действия. Он также проигнорировал ошеломляющие свидетельства, которые были выявлены в 2015 году, свидетельствующие о том, что P3 поддерживал рост ответвлений «Аль-Каиды» - Исламского государства (ISIS) - и использовал их в качестве инструмента для смены режима в Сирии. Если рассматривать эти факты с конспиративной точки зрения, то можно было бы заподозрить, что Совет отказался использовать свое право на расследование в обмен на согласие государств его поддерживать. Тем не менее, независимо от того, существует ли такое молчаливое соглашение, отказ от тщательной проверки Советом заявлений о самозащите представляет собой отход от его ответственности за обеспечение контроля в этой области.  Этот подход «без вопросов» - это, откровенно говоря, отказ от основной миссии Совета Безопасности ООН.

Основная миссия ООН ни в коем случае не дублирует национальные интересы отдельных стран, а превосходит их. Нигде в ее Уставе нет формулировки «в связи с исчерпанием мирных средств защиты», использованной США в отношении имевшей место в отношении нее агрессии. Этот принцип резко отличается от принципа других международных органов, таких как Международный Уголовный Суд. Таким образом, несмотря на предположение, что внутреннее американское расследование по делу 9/11 было поверхностным, влияние этого расследования не ограничивается лишь границами США.

Б. Имеем ли мы право осуждать ложную самооборону, ставшую результатом ложной угрозы
Имеет ли нация право на самооборону? Этот спор не заканчивается критикой Совета Безопасности ООН в том, что в его обязанности не входит проверка  полицейских заявлений о самообороне. Например, Роберт Делахнути утверждал, что ограничения, налагаемые на право стран на самооборону в соответствии со статьей 51, принятой до развала СССР, больше не являются обязательными, поскольку они принимались для системы коллективной безопасности, которая уже не актуальна. Он говорит:

Ограничения в отношении суверенитета, которые государства-члены ООН согласились принять на основании статьи 51, были взаимными и основанными на обещании коллективной безопасности; а также ... на основании неоспоримого совместного отказа от индивидуальных государственных систем безопасности в пользу коллективной безопасности членов Хартии.

Учитывая этот отказ, профессор Делахунти утверждал, что нации могут «по Уставу возобновить свое право на самооборону и при определенных условиях даже  обязаны  разработать более разрешительные индивидуальные меры самообороны».
Это мощный аргумент, который, несомненно, поставил бы под сомнение право ООН на оценку заявления США о самообороне в случае 9/11. К счастью, этот аргумент по крайней мере не является бесспорным, ибо игнорирует изложенные в статье 39 две функции Совета Безопасности. Определение существования акта агрессии (первая половина статьи 39) предполагает вынесение окончательного приговора на основании фактов, найденных в результате расследования. Это квази-декларативная роль, которую профессор Франк уподобил роли присяжных. С другой стороны, вынесение рекомендаций и принятие мер по прекращению агрессии (вторая половина статьи 39), связаны с квази-запретительными полицейскими функциями Совета согласно статье 41 (которая санкционирует невоенные меры для прекращения агрессии) и статье 42 ( который санкционирует военные меры). Эта двойственность в ответственности Совета Безопасности блестяще представлена в формулировке профессора Франка:

Решение о несоблюдении [статей Устава] должно было приниматься Советом Безопасности, действующем сначала в качестве жюри, определяющем, имело ли место нарушение мира, кем и насколько серьезным оно было, а затем выносящем вердикт о том, какие коллективные ответные меры следует применять.

Можно согласиться с профессором Делахунти, что если функция полицейского контроля была упущена Советом, то получается, что выводы Совета как присяжного могли быть ошибочными. Правильность вынесения решения логически зависит от механизма его принятия и не зависимо от статуса и полномочий принимающего органа: установление фактов и вынесение решения может быть предпринято, даже если декларирующий орган не обладает полномочиями  для обеспечения исполнения своего решения. Если Совет Безопасности признал правоту оборонительных действий государства, то решение о применении системы коллективной безопасности не зависит от того, какая организация - государство или ООН - оценивали достаточность фактов, приведенных в обосновании заявления о самообороне. Что еще более важно, в то время как государства имеют право делать в целях самозащиты то, что пожелают, они не могут самостоятельно присудить себе статус «жертва агрессии». Право присуждения этого драгоценного лейбла зарезервировано исключительно за международным сообществом посредством Совета Безопасности.
Я называю этот ярлык «драгоценным» потому, что декларативные заявления о правах и статусе государства имеют важное значение. Они имеют внутреннюю ценность независимо от того, приводят ли к судебным запретам. Статус преступника (или агрессора) имеет значение, даже если вы не попали из-за него в тюрьму. Люди (и народы) не склонны быть публично обвинены в нарушении закона и стараются не сотрудничать с носителями статуса "преступник". Как признает профессор Делахунти, мнение ООН рассматривается как более легитимное и весомое, чем мнение какого-либо отдельного государства. Неспособность США и Великобритании получить разрешение Совета на их вторжение в Ирак в 2003 год, например, делегитизировало эту военную кампанию в глазах многих (по крайней мере, на Западе).
Отсутствие в 1999 году у США и Британии возможности получить разрешение Совета на их гуманитарное вмешательство в Косово спровоцировало столь серьезный кризис, что были предприняты усилия, направленные на пересмотр самого понятие государственного суверенитета, с тем чтобы добиться признания новых норм вмешательства («Ответственность по защите»), которые Совет мог бы одобрить. Эти примеры подчеркивают истину заключения профессора Франка о том, что «нет реальной альтернативы Совету и Генеральной Ассамблее в качестве глобальных жюри».

Разумеется, необходимо провести серьезную дискуссию о том, как лучше всего позволить Совету выполнять свою функцию жюри. Профессор Франк требовал «расширить в политических органах систему отчетности Генеральному секретарю». Действительно, вполне возможно, настало время внести поправки в статью 43 и дополнить концепцию резервных вооруженных сил резервными бригадами следователей, ученых, инженеров и бухгалтеров. Учитывая, что Совет твердо намерен направлять своих следователей для расследования заявлений о военных преступлениях (например, в Сирии 2013-2016 годов) и программ незаконного распространения оружия (например, в Ираке в 2002-2003 годах), применение судебных экспертов для расследования заявлений об агрессии потребует относительно небольшого количества институциональных изменений. Необходимо, чтобы это был как психологический, так и юридический сдвиг парадигмы, который окончательно и формально отделит проблемную полицейской функцию жюри, закрепленную во второй половине статей 39, 41 и 42, и приведет к сопутствующей реанимации (пересмотру) статьи 43. Такое решение будет отражать более гибкую адаптацию Устава, который был принят в ранний период существования ООН, когда статья 42 была слабо связана со статьей 43. Тогда никто не ожидал, что найдутся так много желающих, готовых воспользоваться статьей 43 и казалось, что Совету придется полагаться лишь на «коалицию желающих» для развертывания военной силы.

Возможно, последним моментом в аргументах профессора Делахунти является то, что ООН должно быть осторожной,  выступая за возвращение в Устав права на самозащиту. До принятия 51 статьи Устава обычное международное право отражало практику международных расследований и рассмотрений заявлений о самообороне. Лига Наций, например, отклонила заявление Японии о необходимости вторжения в Маньчжурию в целях самообороны, а затем провела собственное расследование Lytton Commisson (см. выше Часть I) и получила убедительные доказательства агрессии Японии. Лига также отклонила заявление Италии о самообороне в отношении Эфиопы во время кризиса в Абиссинии 1934-36 годов. Наконец, Нюрнбергский трибунал отклонил заявления нацистов о том, что решение Германии о необходимости вторгнуться в Польшу и Норвегию было продиктовано необходимостью самообороны, отметив, что «если соблюдать международное право, то вопрос было ли действие, предпринятое в целях самообороны, на самом деле агрессивным или защитным, должно в конечном итоге быть расследовано и по нему должно быть вынесено судебное решение». Учреждение Трибунала для оценки действий Германии привело к вынесению приговора по обвинению нацистского руководства в "Преступлениях против мира". Короче говоря, возобновление в Устав прав государств на самооборону, провозглашенных профессором Делахунти сразу после 9/11, будет представлять собой не что иное, как возвращение к запоздалому рассмотрению заявлений о самообороне по результатам конфликтов. И поскольку такое возвращение вернет нас туда, где по существу мы уже были, то было бы глупым не использовать институты, которые уже существуют для выполнения задачи международного надзора.

Эта статья не пытается оспаривать дело 9/11. Скорее, она попытается показать, что этот особый случай заслуживает объективного и независимого расследования передовым политическим органом международного сообщества - Организацией Объединенных Наций. Подумайте, как бы выглядел мир, если бы в какой-то момент международное сообщество приняло твердое решение по поводу 11 сентября. Если бы официальный отчет был подтвержден, большая часть политического токсина, проникшая в результате этого события в политическую систему западного общества, скорее всего, пропала. Если бы официальный отчет был признан сфальсифицированным, а событие результатом ложной угрозы, то есть уголовным преступлением, то произошло бы несколько вещей. Война с терроризмом немедленно бы прекратилась. Против виновников были бы выдвинуты обвинения, а уголовные процессы длились бы до тех пор, пока правосудие не было удовлетворено. Появился бы запрос на прощение мусульманского мира, который распространялся на любых мусульман, даже тех, которые устроили террор против Запада в ответ на первоначальный ложный терроризм 11 сентября. Истина и примирение в Южной Африке стали бы не только мыслимыми, но и реальными. И для того, чтобы достичь этих целей, не требуется серьезного дополнительного полицейского контроля над ни в чем не повинными гражданами в различных точках мира. В любом случае, мир станет лучше. В нашей власти провести подлинное международное расследование ужасного и чрезвычайно важного события. К счастью, нам нечего терять.