Верно! Но почему ты полагаешь, что верующий человек не испытывает эмоций? Ты настолько материалистически настроен, что не понимаешь, что объект для эмоций может также быть умозрительным, идеальным, а не только физически существующим?
Умозрительный объект - тоже объект. Когда человек говорит, что любит бога, то он любить своё представление о нём или тот образ, который его описывает.
Так что же неверно в моих словах? Для появления эмоций нужен раздражитель.
Греховность и любовь - вовсе не взаимоисключающие понятия, да они вообще напрямую не связаны!
Первородный грех - этот тот грех, который делает человека греховным изначально. Да и как я уже выше сказал, не бывает той идеальной любви, которая описана Павлом, так как это означало бы элементарное отсутствие эмоций.
Не согласна категорически! И реальность это не подтверждает. Социология оперирует статистикой. И- да, в большинстве отношений между людьми это так и есть, но не у всех и не всегда, в моей жизни есть примеры, и мне их достаточно, чтобы понимать, что третье - дано!
Жду примеров. И социология гораздо шире, чем вы думаете.
Никто не имеет право судить помыслы других! Они - не ты! Ни при каких условиях ты не будешь прав в оценке внутренней жизни другого человека, в своих -то побуждениях и чувствах тяжело разобраться.
Тогда бы не было ни психиатрии с психологией, ни философии - ничего. Все люди выросшие в среде людей одинаковы, так как сознание есть отражения бытия. Это легко доказывается: дети-маугли, выращенные животными, никогда не становились потом полноценными членами человеческого социума, а зачастую и умирали, отлученные от привычной среды обитания. Те представления об окружающем мире, которые они получили в детстве, стали для них фундаментальными - и наука это знает, что психика и сознание формируется в возрасте до 3 лет - поэтому они не мыслили себе иного существования.
"В конце концов мое недоверие к Платону становится глубже6 я нахожу его в такой степени отклонившимся от всех основных инстинктов эллинов, в такой степени пропитанным моралью, в такой степени предформой христианина – у него уже понятие “добрый” является высшим понятием, - что я охотнее применил бы ко всему феномену Платона суровое слово “высшее шарлатанство” или, если это приятнее слышать, идеализм, - чем какое-нибудь другое слово. Дорого пришлось заплатить за то, что этот афинянин поучался у египтян (- или у евреев в Египте?..). В великом роковом событии, именуемом христианством, Платон является той названной “идеалом” двусмысленностью и приманкой, которая сделала возможным для более благородных натур древности неправильно понять самих себя и вступить на мост, который вел к “кресту”… И сколько Платона еще в понятии “церковь”, в строе, системе, практике церкви! – Моим отдыхом, моим пристрастием, моим исцелением от всякого платонизма был всегда Фукидид. Фукидид и, быть может, principe Макиавелли ближе всего родственны мне самому безусловной волей ничем себя не морочить и видеть разумность в реальности - а не в “разуме”, еще того менее в “морали”… От жалкого размалевывания греков в идеал, которое “классически образованный” юноша уносит с собою в жизнь, как награду за свою гимназическую дрессуру, ничто не вылечивает так радикально, как Фукидид. Надо выворачивать его строка за строкой и так же отчетливо читать его задние мысли, как его слова: мало найдется мыслителей, столь богатых задними мыслями. В нем получает свое законченное выражение культура софистов, я хотел сказать культура реалистов: это неоцененное движение среди всюду прорывающегося шарлатанства морали и идеала сократических школ. Греческая философия как decadence греческого инстинкта; Фукидид как великий итог, последнее откровение той сильной, строгой, суровой фактичности, которая коренилась в инстинкте более древнего эллина. Мужество перед реальностью различает в конце концов такие натуры, как Фукидид и Платон: Платон – трус перед реальностью, - следовательно, он ищет убежища в идеале; Фукидид владеет собою, следовательно, он сохраняет также и владычество над вещами…"
Ф.Ницше.